Читать онлайн «Черёмуха», автора Мусатов Алексей Иванович
А. И. Мусатов. Черёмуха
1
2
3
4
5
6
7
8
9
А. И. Мусатов. Черёмуха
Алексей Иванович Мусатов
Черёмуха
1
Цвела черёмуха. Огромная и белая, она была похожа на пышное облако, которое опустилось на землю и зацепилось за изгородь.
Всюду пахло черёмухой: на улице, в переулке, в избе. Даже чай был с привкусом черёмухи, хотя бабушка и заваривала малину.
— Благодать… Дух-то какой сытый, — говорила она. Жили мы под черёмухой. Мы — это я, Петька и Настя. Был у нас свой дом — шалаш с крыльцом, с дверью, с застеклёнными окнами, с крышей под железом. Дом мы строили сообща.
Я притащил доски, гвозди, осколки стёкол, Петька — старую калитку от огорода и три листа кровельного железа. Только Настя ничего не принесла. Да мы с ней сначала и дружить не хотели, она сама напросилась.
Узнала, что мы дом строим, и примчалась.
— Я за хозяйку буду. Я вам и спеку и сварю. Я ловкая… — И тут же принялась наводить в доме порядок.
Потом Настя принесла в фартуке целый ворох черепков, баночек из-под крема и гуталина и сказала, что это будет вместо посуды. Мне и Петьке она подарила по два цветных стекла от разбитых лампадок — красное и зелёное.
Если смотреть в красное, то сразу всё кругом тебя делается огненным, багровым, и кажется, что пахнет дымом и гарью. А приставишь к глазу зелёное стекло — и даже страшно станет. Вот идёт через огород моя бабушка, и такая она зелёная, чахлая, словно только что из больницы вернулась.
Посмотрел я в стёкла, посмотрел да и бросил. Надоело. А Петька словно охмелел: ходит по огороду, шатается, хохочет: «Ой, Лёнька, черёмуха красная, ой, солнце зелёное!» Настя же хитрая — ещё одно стекло подарила Петьке, голубое. Так и прижилась у нас Настя.
Стали мы строить дом втроём. Дом получился на славу.
Жили мы семьёй. Чаще всего Петька был отцом, Настя — матерью, а я — сыном. Сын я озорной, неспокойный, гулял по ночам, возвращался домой навеселе, буянил и требовал, чтобы отец купил мне гармонь и ружьё. Отец топал на меня ногами, грозил выпороть ремнём; мать плакала и укладывала меня спать.
Но подолгу быть сыном мне надоедало. «Всё сын да сын, — обижался я. — По очереди надо играть».
Тогда Настя становилась моей женой, а Петька — стариком. Он кряхтел, охал, жаловался на ревматизм и грозил нам, что скоро умрёт. Уходя на работу, мы запирали старика на замок.
Хозяйство у нас было исправное, с достатком. Имелись две телеги — деревянный ящик и старый противень, серпы, косы, плуг, борона, своя лошадь. Лошадь — это я. Я умел звонко гоготать и даже учился прядать ушами. В доме у нас никогда не переводились запасы: два-три кусочка сахару, хлеб, печёная картошка, соль.
Ели мы всё, что было съедобного на молодой весенней земле: стрельчатый лук, щавель, такой кислый, что от него закрывались глаза, нежные листики кислички, приятно пощипывающие во рту, сладковатый, с густым, словно сметана, соком молочай, пресные дудки, водянистые хвощи.
На улице была весна, цвела черёмуха, мужики только начали сев, а мы уже управились с сенокосом, жали хлеб и готовились к молотьбе.
Взрослые не мешали нашему маленькому дому. Они ходили рядом, что-то делали, иногда кидали нам цветную стекляшку, звали обедать, спать. И хорошо, что не мешали!..
Зато все ребятишки в деревне завидовали нашему хорошему дому, дружной семье и богатству. Стёпа Мальков не один раз набивался к нам в дружки, но мы его не принимали.
Но вот моему правдашнему, большому отцу, который делал людям столы, табуретки и гробы, никто не завидовал. Над ним все только смеялись.
В прошлом году отец купил быка. Бык чёрный, мордастый, злой. Отец привязал его на цепь. Бык свирепо мычал, два раза срывался с цепи и едва не забодал деда Кузьму. Мать с бабушкой боялись подойти к быку, а отец ругался, что они ничего не понимают.
— Племенной же бык, необыкновенный, — убеждал он. — Он к чему кричит? К богатству. Чуять надо. Вот знают мужики, что я племенного быка держу, поведут коров — а я с них по трёшнице, по трёшнице! А кто побогаче — пятёрку гони. Вот оно и счастье в руку!
Целое лето бык жил у нас во дворе, но коров мужики так к нему и не привели.
Рассердившись, отец продал быка за половинную цену и на вырученные деньги накупил кур и уток. Во дворе у нас стало весело и шумно. Бабушке и матери отец поручил собирать яйца и перья, а мне — следить за ястребом, чтобы тот не таскал цыплят.
Но отцу не повезло и на этот раз. Кур у нас разворовали, утята передохли. Злой стал тятька. Попросишь у него банку из-под краски, а он щёлкнет тебя аршином по затылку и зашипит:
— Пошёл отсюда, стручок!
Но я знал — отец не злой. Он часто сажал меня на колени и ласково чесал мне затылок:
— Эх, Лёнька, коммунар мой! Ты у меня счастливый — в золотой час родился. Расти, брат, расти!
Это он вспоминал про двадцатый год. Тогда в барском имении организовалась коммуна. Отец записал в неё всю нашу семью. Я появился на свет во второй месяц коммунарской жизни, а на третий — коммуна развалилась.
Иногда отец заглядывал в огород, долго измерял шагами землю и задумывался. Когда я подходил к нему, он тихонько дёргал меня за нос:
— Погоди, Лёнька, стриж глупый, погоди… разведём мы с тобой сад.
— Сад?
— Да-да. Яблоки там, груши, фрукты разные. Только, чур, секрет, никому пока не говорить.
То, что у нас будет сад, мне понравилось. Мне тоже хотелось рассказать отцу что-нибудь интересное и по секрету. И я сообщил ему, что под брёвнами у нас с Петькой спрятан большой ящик, набитый бабками, деревянными шарами, фигурными палками и разными железяками. Таких богатств нет ни у одного мальчишки в деревне. Пусть только тятька молчит об этом.
В сумерки я, Петька и Настя обычно садились ужинать.
— Слава тебе, отмолотились, — говорила Настя, по-мышиному хрупая кусочком сахара. И, помолчав, кивала в сторону соседских мальчишек: — Опять подрались… Всё делятся… Вы ешьте картошку-то, со свининой жарила, — и показывала на баночку из-под ваксы с синеватыми ломтиками картофеля.
— Старшего у них нет, — сурово говорил Петька (он был в этот раз за отца), — вот и делятся…
А черёмуха цвела. Когда пробегал ветер, она вскипала, словно молоко в кастрюле, и брызгала белыми лепестками.
Пруд, затянутый ряской, из зелёного становился белым. Крыша на нашем доме тоже побелела. По переулку бегал телёнок в белых крапинках, словно его забрызгали известью.
2
Черёмуха отцвела. На месте душистых цветов появились мелкие зелёные ягоды.
Вся наша семья вышла на усадьбу сажать картошку. Отец, в синей линялой рубахе, ходил за плугом.
Плуг кидало из стороны в сторону. Отец изгибался, свистел и кричал на лошадь — ему очень хотелось, чтобы первая борозда была прямой и ровной. Вот он доехал до конца усадьбы, оглянулся и весело крикнул:
— Сади, молодцы!
Я шагал вдоль борозды и кидал в пухлую землю крупную картошку.
Вдруг сверху кто-то щёлкнул меня по затылку:
— Нагибаться надо! Ишь какой столбовой дворянин растёт!
Это отец. Он перегнулся в пояснице, как складной аршин, и плотно воткнул картофелину в землю, словно пробку в бутылку. Это новая затея отца. Он уверял, что от такой посадки картошка растёт куда быстрее.
— Гляди, как надо. Мало я вас учил!.. А сапоги-то сними, Гусь Иваныч.
Я сел на землю и стал разуваться. Всё-таки обидно. Самое же горькое из всего — какой-то «столбовой дворянин» да «Гусь Иваныч»…
Рядом с нами сажал картошку Петькин отец, дядя Никита. Моему отцу он доводился родным братом.
Дядя Никита грузный, с лысиной, борода у него широкая, русая, в колечках, длинная рубаха перехвачена кручёным поясом с кисточками. Петькин отец когда-то жил в городе, работал дворником, научился акать и говорил со всеми ласково, вкусно: с лошадьми, с ребятами, с мужиками.
Вот и сейчас. Лошадь остановилась в борозде, но дядя Никита не закричал на неё, а принялся стыдить и уговаривать:
— Воду пила, сено ела, а стоишь! Погоди вот, в город поеду, я тебе, бесстыднице, кнут куплю!
В конце усадьбы на телеге сидел Петька. Я подбежал к нему и, чувствуя, что быть мне конём, тихонько заржал и притопнул ногой:
— Давай босиком бегать!
Петька согласился и протянул мне ногу — разувай.
— Петро, детка… нельзя! — погрозил ему дядя Никита пальцем. — Рано, земля холодная!
Петька натянул сапог обратно и надулся. Обидно же! Отец ласковый, а свободы не даёт. Босиком бегать нельзя, купаться до июня тоже нельзя. Да ещё заставляет надевать шерстяные носки. Это в мае-то!
Недаром мальчишки дразнят Петьку «Тихий барин» и «Штаны на вате».
Но я любил Петьку. Он был добрый и никогда не сердился. Попроси — и он принесёт всё, что есть в доме: кусок пирога, ковшик кваса.
Неожиданно раздался крик, и мы с Петькой оглянулись. Дядя Никита стоял в борозде и, раскинув крестом руки, загораживал нашей лошади дорогу.
— Братец, Ефим Петров… Отступись! Пра-ашу тебя! Чужое пашешь…
— Чужого мне вершка не надо, — услышал я тихий, но угрожающий голос отца. — Отойди, Никита, не засти… я человек контуженный…
— Прошу тебя, братец… Давай по совести рассудим.
Никита снял войлочную шляпу и принялся вымерять шагами ширину усадьбы. Губы у него шевелились. Так он прошёл три раза. Потом остановился и воткнул в землю колышек:
— Вот она где, законная середина. Всей широты — сто восемь шагов. Делим на два. По пятьдесят четыре шага на брата. А ты две боро …
Источник: https://knigogid.ru/books/452533-cheremuha/toread
Толстой Лев Николаевич – Все лучшие сказки и рассказы
Дома никого не было, я достал в столе хлеба и влез на печку. Когда я проснулся, я увидел с печки, что грибы мои изжарили, поставили на стол и уже хотят есть. Я закричал:
– Что вы без меня едите?
Они говорят:
– Что ж ты спишь? Иди скорей, ешь.
В жнитво мужики и бабы ушли на работу. В деревне остались только старые да малые. В одной избе оставались бабушка и трое внучат. Бабушка истопила печку и легла отдохнуть. На неё садились мухи и кусали её. Она закрыла голову полотенцем и заснула.
Одна из внучек, Маша (ей было три года), открыла печку, нагребла угольев в черепок и пошла в сени. А в сенях лежали снопы. Бабы приготовили эти снопы на свясла.
Маша принесла уголья, положила под снопы и стала дуть. Когда солома стала загораться, она обрадовалась, пошла в избу и привела за руку брата Кирюшку (ему было полтора года, и он только что выучился ходить), и сказала:
– Глянь, Килюска, какую я печку вздула.
Снопы уже горели и трещали. Когда застлало сени дымом, Маша испугалась и побежала назад в избу. Кирюшка упал на пороге, расшиб нос и заплакал; Маша втащила его в избу, и они оба спрятались под лавку. Бабушка ничего не слыхала и спала.
Старший мальчик Ваня (ему было восемь лет) был на улице. Когда он увидал, что из сеней валит дым, он вбежал в дверь, сквозь дым проскочил в избу и стал будить бабушку; но бабушка спросонок ошалела и забыла про детей, выскочила и побежала по дворам за народом.
Маша тем временем сидела под лавкой и молчала; только маленький мальчик кричал, потому что больно разбил себе нос. Ваня услыхал его крик, поглядел под лавку и закричал Маше:
– Беги, сгоришь!
Маша побежала в сени, но от дыма и от огня нельзя было пройти. Она вернулась назад. Тогда Ваня поднял окно и велел ей лезть. Когда она пролезла, Ваня схватил брата и потащил его. Но мальчик был тяжёл и не давался брату.
Он плакал и толкал Ваню. Ваня два раза упал, пока дотащил его к окну, дверь в избе уже загорелась. Ваня просунул мальчикову голову в окно и хотел протолкнуть его; но мальчик (он очень испугался) ухватился ручонками и не пускал их.
Тогда Ваня закричал Маше:
– Тащи его за голову! – а сам толкал сзади. И так они вытащили его в окно на улицу и сами выскочили.
Жила вдова Марья со своей матерью и с шестью детьми. Жили они бедно. Но купили на последние деньги бурую корову, чтоб было молоко для детей. Старшие дети кормили Бурёнушку в поле и давали ей помои дома.
Один раз мать вышла со двора, а старший мальчик Миша полез за хлебом на полку, уронил стакан и разбил его. Миша испугался, что мать его будет бранить, подобрал большие стёкла от стакана, вынес на двор и зарыл в навозе, а маленькие стёклышки все подобрал и бросил в лоханку.
Мать хватилась стакана, стала спрашивать, но Миша не сказал; и так дело осталось.
На другой день после обеда пошла мать давать Бурёнушке помои из лоханки, видит – Бурёнушка скучна и не ест корма. Стали лечить корову, позвали бабку. Бабка сказала:
– Корова жива не будет, надо её убить на мясо.
Позвали мужика, стали бить корову. Дети услыхали, как на дворе заревела Бурёнушка. Собрались все на печку и стали плакать.
Когда убили Бурёнушку, сняли шкуру и разрезали на части, у ней в горле нашли стекло. И узнали, что она издохла от того, что ей попало стекло в помоях.
Когда Миша узнал это, он стал горько плакать и признался матери о стакане. Мать ничего не сказала и сама заплакала. Она сказала:
– Убили мы свою Бурёнушку, купить теперь не на что. Как проживут малые дети без молока?
Миша ещё пуще стал плакать и не слезал с печи, когда ели студень из коровьей головы. Он каждый день во сне видел, как дядя Василий нёс за рога мёртвую, бурую голову Бурёнушки с открытыми глазами и красной шеей.
С тех пор у детей молока не было. Только по праздникам бывало молоко, когда Марья попросит у соседей горшочек.
Случилось, барыне той деревни понадобилась к дитяти няня. Старушка и говорит дочери:
– Отпусти меня, я пойду в няни, и тебе, может, бог поможет одной с детьми управляться. А я, бог даст, заслужу в год на корову.
Так и сделали. Старушка ушла к барыне. А Марье ещё тяжелее с детьми стало. И дети без молока целый год жили: один кисель и тюрю ели и стали худые и бледные.
Прошёл год, пришла старушка домой и принесла двадцать рублей.
– Ну, дочка! – говорит. – Теперь купим корову.
Обрадовалась Марья, обрадовались все дети. Собрались Марья со старухой на базар покупать корову. Соседку попросили с детьми побыть, а соседа дядю Захара попросили с ними поехать, выбирать корову. Помолились богу, поехали в город.
Дети пообедали и вышли на улицу смотреть: не ведут ли корову. Стали дети судить, какая будет корова – бурая или чёрная. Стали они говорить, как её кормить будут. Ждали они, ждали целый день.
За версту ушли встречать корову, уж смеркаться стало, вернулись назад. Вдруг видят: по улице едет на телеге бабушка, а у заднего колеса идёт пёстрая корова, за рога привязана, и идёт сзади мать, хворостиной подгоняет.
Подбежали дети, стали смотреть корову. Набрали хлеба, травы, стали кормить.
Мать пошла в избу, разделась и вышла на двор с полотенцем и подойником. Она села под корову, обтёрла вымя. Господи, благослови! – стала доить корову; а дети сели кругом и смотрели, как молоко брызнуло из вымя в край подойника и засвистело у матери из-под пальцев. Надоила мать половину подойника, снесла на погреб и отлила детям горшочек к ужину.
У нас был старый старик, Пимен Тимофеич. Ему было девяносто лет. Он жил у своего внука без дела. Спина у него была согнутая, он ходил с палкой и тихо передвигал ногами. Зубов у него совсем не было, лицо было сморщенное. Нижняя губа его тряслась; когда он ходил и когда говорил, он шлёпал губами, и нельзя было понять, что он говорит.
Источник: https://fanread.ru/book/12383828/?page=4
черёмуха – это… Что такое черёмуха?
- черёмуха — черёмуха, и … Русский орфографический словарь
- черёмуха — черёмуха … Словарь употребления буквы Ё
- Черёмуха — Содержание 1 В ботанике 2 Топоним 3 Другое … Википедия
- черёмуха — и; ж. Дерево или кустарник сем. розоцветных, с белыми душистыми цветками, собранными в кисти, приносящее плоды в виде чёрных ягод (используется в народной медицине как желудочное средство). Под окном растёт ч. * Черёмуха душистая С весною… … Энциклопедический словарь
- ЧЕРЁМУХА — (Padus), род невысоких деревьев, редко кустарников сем. розовых. Цветки белые, в кисти. Плод сочная чёрная костянка. Ок. 15 видов (по др. данным, 27), в Евразии и Сев. Америке. В СССР 4 5 видов, в Европ. части, на Кавказе, в Ср. Азии, Юж. Сибири … Биологический энциклопедический словарь
- ЧЕРЁМУХА — ЧЕРЁМУХА, и, жен. Дерево или кустарник сем. розоцветных с белыми душистыми цветками, собранными в кисти, а также чёрные, терпкого вкуса ягоды этого дерева. Букет черёмухи. Пирог с черёмухой. Любовь без черёмухи (перен.: без лирики, без нежности;… … Толковый словарь Ожегова
- черёмуха — ЧЕРЁМУХА, и, ж. 1. Что л. хорошее, отличное. Вот это черёмуха! Эх, черёмуха! 2. Жена, женщина, девушка. Со своей черёмухой. 3. Черный хлеб. 4. Слезоточивый газ. 3. Возм. из уг … Словарь русского арго
- черёмуха — черёмуха, черёмухи, черёмухи, черёмух, черёмухе, черёмухам, черёмуху, черёмухи, черёмухой, черёмухою, черёмухами, черёмухе, черёмухах (Источник: «Полная акцентуированная парадигма по А. А. Зализняку») … Формы слов
- ЧЕРЁМУХА — ЧЕРЁМУХА, черёмухи, жен. Дерево с белыми душистыми цветами и черными ягодами, вяжущими на вкус. «Под сень черемух и акаций от бурь укрывшись наконец, живет, как истинный мудрец.» Пушкин. «Уже черемух фимиам там в чистом воздухе струится.»… … Толковый словарь Ушакова
- ЧЕРЁМУХА — ЧЕРЁМУХА, род деревьев, редко кустарников (семейство розоцветные). Около 15 видов (по другим данным, до 27), в Евразии и Северной Америке. Мелкие белые с приятным запахом цветки собраны в кисти; цветение в мае. 4 вида в культуре. Декоративные,… … Современная энциклопедия
- черёмуха — ЧЕРЁМУХА, и, ж Небольшое дерево или кустарник семейства розоцветных с тонкими, продолговатыми, острозубыми по краям листьями, белыми душистыми цветками, собранными в поникающих кистях, и с черными, терпкими на вкус ягодами с косточкой, а также… … Толковый словарь русских существительных
Источник: https://dic.academic.ru/dic.nsf/mas/76913/%D1%87%D0%B5%D1%80%D1%91%D0%BC%D1%83%D1%85%D0%B0
Лев Толстой детям о природе (статья)
Великий художник слова Лев Толстой был одним из самых оригинальных и смелых новаторов в педагогике; его яснополянская школа – одна из первых попыток в России творчески подойти к обучению крестьянских детей, не только дать им основы необходимых знаний, но и воспитать любовь к труду, людям, природе. Этим целям отвечает содержание «Азбуки» и «Русских книг для чтения».
Много сил отдал Л.Толстой рассказам о животных и растениях. Свой педагогический и писательский опыт он вложил в краткие очерки о законах живой и неживой природы, изучая то, как зависят от них труд и повседневный быт человека.
«Описания» и «Рассуждения» Толстого (так сам писатель обозначил жанр ряда своих небольших познавательных очерков для юных читателей) положили начало русской научно-художественной литературе; они не менее ярки и увлекательны, чем рассказы.
Если Толстой брался писать о животных или растениях, то только о тех, которых хорошо знал; и чем ближе, тем глубже разрабатывался образ. Только о своем бульдоге Бульке он написал шесть небольших рассказов для детей, и в каждом раскрыта какая-то особая черта собачьего характера или поведения.
Мир животных и растений познавался писателем в труде, в котором, как известно, Л.Толстой видел главную радость и призвание человека.
«Человек – часть природы, к пониманию которой приходит через труд». Эта идея Толстого – ключ к его рассказам о природе. «Старый тополь» – рассказ о том, что продлить жизнь старому тополю можно только вырубив корни его отростков, очистив нижнюю часть ствола от них. Л.
Толстой пишет, что жалко было смотреть, как разрубали под землей сочные коренья, позднее жалость к сильной молодой жизни подкрепляется сознанием сделанной ошибки: старый тополь «давно уже умирал и знал это, и передал свою жизнь в отростки. От этого они так скоро разрослись, а я хотел его облегчить – и побил всех его детей» (1 Л.Н.Толстой. «Круг чтения». – М.
: Художественная литература, 1987. – С.17. Далее цитируется данный источник с указанием страниц).
В двух фразах так много сказано, что ими можно доступно и мудро объяснить детям философию жизни и смерти, законы смены поколений.
Xарактерно, что рассказчик – не просто наблюдатель, он активно действующее лицо: «мы вырубали», «надо было рубить, и я рубил». Все его действия определяются ясной практической целью.
То же и в рассказе «Лозина». Это биография организма, всей жизнью своей переплетающегося с интересами людей. Мужик « взял топор нарубил десяток лозиннику, затесал с толстых концов кольями и воткнул в землю» (С.25).
Сначала только часть посаженного, а потом и все погибло, но одна лозина выжила, с нее пчелы обирали поноску, под ней ребята собирались весной стеречь лошадей.
Прожило около лозины не одно поколение, но вот ребята разожгли в дупле лозины огонь, и ей приходит поистине сказочный, балладный конец:
«Прилетел черный ворон, сел на нее и закричал:
– Что, издохла, старая кочерга, давно пора было!» (С.27).
В циничном выкрике ворона – образное воплощение неумного равнодушия к природе. Фольклорный конец рассказа усиливает остроту нравственного воздействия, особенно на ребенка.
Мастерство этих притч Л.Толстого о жизни растений – в такте, с которым он приобщает читателей – деревенских детей к миру прекрасного.
Нередко в притчах завершающая фраза повторяет зачин, что усиливает впечатление от рассказанного. Так, «Черемуха» – рассказ о том, как жило и умерло дерево, о погубленной красоте; мужик, помогавший рассказчику срубать черемуху, так выражает свое отношение к убитой: «Эх! Штука-то важная! – сказал мужик. – Живо жалко!»
Рассказчик добавляет от себя: «А мне так было жалко, что я поскорее отошел к другим рабочим». (С.37).
Удивительному по непосредственности выражению жалости предшествует точное и зримое описание завершения рубки. «Мы налегли, и как будто заплакало – затрещало в средине, и дерево свалилось. Оно разодралось у надруба и, покачиваясь, легло сучьями и цветами на землю. Подрожали ветки и цветы после падения и остановились» (С.38).
Л.Толстой не сразу изображает гибель дерева, а подготавливает читателя к восприятию и оценке случившегося: «Всякую работу весело работать; весело и рубить. Весело наискось глубоко всадить топор, и потом напрямик подсечь подкошенное, и дальше, и дальше врубаться в дерево» (С.39).
Веселость работы связана еще и с практическими деловыми соображениями: надо было рубить, чтобы не дать черемухе заглушить лещиновые кусты.
Но в конце рассказа и автор, и читатель испытывают жалость к гибнущей красоте: «дерево задрожало листьями, и на нас закапало с него росой, и посыпались белые душистые лепестки
цветов. « (С.38).
В рассказах о животных Л.Толстой учит ребенка любить их, достигая при этом редкостной полноты художественного изображения. «Летели над морем лебеди в теплые страны» («Лебедь»).
Изображение вполне реалистичное: естественный отбор жесток, и стая продолжает путь, не обращая внимания на молодого ослабевшего лебедя, он опустился на воду и закрыл глаза. « Но природа полна гармонии. Море не дало погибнуть прекрасной птице. Море всколыхнулось под ним и покачало его…
Море, поднимаясь и опускаясь широкой полосой, поднимало и опускало его». Перед зарей отдохнувший лебедь приподнялся и полетел, пока еще «цепляя крыльями по воде» (С.45).
Отношения человека с миром животных у Л.Толстого сложнее и психологически богаче, чем с миром растений. Прекрасное в мире животных рисуется в богатстве высших форм жизни, в их разнообразии и сложности. Писатель приглашает и нас полюбоваться этой неоднозначностью, живописностью изображаемого.
Вот описывается русак, которому надо перейти через большую дорогу, чтобы попасть на гумно. Здесь нет описания в ожидаемом смысле – это живая картинка из жизни старой деревни.
Идет обоз, у мужиков бороды, усы и ресницы были белые, «изо ртов и носов шел пар», а лошади были потные и «к поту пристал иней».
Деревенская ночь изображена так проникновенно, что читателю-ребенку все видно и слышно, даже такие, казалось бы, не идущие к делу подробности, как рассказ одного старика в обозе другому о том, что у него украли лошадь.
Эти детали и привязывают образ зайца к месту действия. И плач ребенка, слышный в ночи, и потрескивание мороза в бревнах изб – все это неотделимо от деревенского быта, как и сам зверек. Залаяла собачонка от обоза и погнала его по сугробам.
Добрался он до гумна – поиграл с товарищами, покопал снег, поел озими. Со зримой точностью описывается раннее зимнее утро: светилась заря на востоке, еще гуще морозный пар подымался над землею, звук стал слышнее: мужики громче разговаривали.
Все гармонично в описании, и сам русак в полном единстве с природой и людским бытом, и узнаем мы о нем под конец главное – вернувшись к старой норе, заяц выбрал местечко повыше, раскопал снег, «уложил на спине уши и заснул с открытыми глазами».
Близость природного мира и человека, родственные связи между ними – подлинное открытие Толстого в его рассказах для детей. Мастерски раскрывая эти связи, писатель предугадал и наметил тот путь, по которому пошли в дальнейшем многие художники слова, писавшие о природе.
Почему нас так трогает привязанность, даже любовь свирепого хищника льва к своей слабенькой сожительнице собачке («Лев и собачка»)? Л.Толстой, заимствовав из детской французской книжки приблизительную схему, воссоздал трогательную ситуацию, в которой лев ведет себя подобно человеку. Писатель убеждает нас в правдивости происходящего. Рассказ близок к притче.
Притчей, только на этот раз охотничьей, является «Сова и заяц»: старая и молодая совы поспорили между собой, можно ли изловить русака. Результат спора – заросшие раны от когтей, которые год спустя увидел охотник на спине убитого им зайца. Рассказанное, как и всегда у Л.Толстого, точно, многозначительно, зримо.
Трудный родительский подвиг орла, дважды в течение дня совершавшего далекий полет к морю, чтобы накормить рыбой своих птенцов, раскрывается перед читателями в рассказе «Орел».
«Орел вдруг сам громко закричал, расправил крылья и тяжело полетел к морю», – так сказано о поведении мужественной птицы перед вторым полетом. Почему «громко закричал» орел? Не потому ли, что обещал что-то этим своим криком голодным птенцам? Л.
Толстой не дает ответа, но именно крик птицы и составляет эмоциональную вершину в повествовании.
Рассказы Л.Толстого о животных и растениях вызывают в юных читателях целую гамму чувств – от интереса к удивительному и занимательному до волнения и сопереживания.
В рассказах о природе, где научно-познавательное содержание облечено в форму художественного, эмоционального письма, использованы многие приемы и средства, позднее перешедшие в лучшие образцы русской научно-художественной литературы.
Источник: https://superinf.ru/view_helpstud.php?id=290
Загрузка...
